Александр и Лев Шаргородские - Министр любви [cборник рассказов]

— В буржуазной Латвии. — заметил Нолик, — я его с девочками не видел.

— А кто видел в социалистической? — пожал плечами Амик.

Было сильное подозрение, что «министр любви» — невинен.

— Быть впервые с женщиной в 38! — сказал Зусман, — это небезопасно. Надо как‑то ему помочь.

— Что вы имеете ввиду, Зусман? — спросил Зорик.

— Я не знаю… Но так это оставлять нельзя…

Нужно сказать, что Зовшу очень любили. За открытость, доброту, готовность отдать последнюю десятку. Для свиданий он одалживал свой галстук, рубашку, мокасины. Половина чувих была заклеена в его плавках — в те годы мало кто имел нейлоновые плавки, а клеить в длинных сатиновых трусах было как‑то неудобно.

Его любили не только за ключик, «министра любви».

И вдруг разнёсся слух, что Авербах видел Зовшу с чувихой, летом 49–го.

Все побежали к Авербаху. Он ел куру, приготовленную тёщей.

— Дa, — подтвердил Авербах, — 24 июля! А вы что, не помните знаменитое дамское танго?!

И тут многие вспомнили давнюю историю, ушедшую в забытьё.

…Была суббота и утром Зовша пошёл на галантерейный рынок у вокзала, к Лазарю, за польским коверкотовым костюмом.

Лазарь обещал ему костюм уже три года, но костюма всё не было.

— Что ты хочешь? — разводил руками Лазарь, — я — не Польша! А Польша не присылает.

И вот вечером в пятницу он позвонил и сказал загадочную фразу:

— Ещё Польска не сгинела.

Зовша всё понял и утром потащился на рынок. Лазарь провёл его в кладовку, долго рылся в тряпье и, наконец, достал сверток в целлофановой обёртке.

— Польский коверкот, — сказал он, — они получают его из Голландии… Обычно я беру за это сотню, но с тебя — 50! И ключ, на две ночи.

— Почему на две, Лазарь?

— Я не молод, Михеле, мне нужно время, — объяснил Лазарь. — И потом — отдых «до», отдых «после». Поймёшь, когда тебе будет столько лет, сколько Лазарю.

— Хорошо, — сказал Зовша, — две ночи! А какой размер костюма?

— Это не играет никакой роли, — заметил Лазарь, — пришёл всего один.

Костюм оказался как литой. Можно было подумать, что Польша шила прямо на сутулю фигуру Зовши, с учётом разницы высот

плеч.

И вечером, в этом костюме, начистив мокасины и надев бабочку, он пошёл на танцплощадку санатория «ГУЛАГ» и встал, как обычно, в тень, под сосну, чтоб его никто не видел. Тут объявили дамское танго и заиграли «Тёплый вечер». Зовша поправил бабочку и прочистил горло — на него двигалась плотная дама, белые волосы её развевались, каблуки стучали прямо Зовше в висок.

Он отодвинулся, чтобы пропустить её — его никто никогда не приглашал — но дама сильной рукой притянула его к себе.

— Разрешите? — сказала она низким голосом.

— Что? — не понял Зовша, — я вам уже уступил дорогу.

— Я вас приглашаю, — сказала дама и горячо дохнула ему в лицо.

— Куда? — спросил он.

— На дамское танго.

Он опустил левое плечо, поднял правое.

— Простите, в соответствии с каким пунктом?

Во всей его «Библии» не было ни одного пункта, по которому его могли пригласить на дамское танго.

Дама ничего не ответила, крепко прижала к себе и повела.

— Какой на вас костюм! — жарко сказала она.

— К — коверкотовый, — выдавил Зовша, — п — польский.

— У вас взгляд поэта!

— Что вы говорите? — удивился Зовша.

Дама почти несла его на своих упругих руках.

— Как вы великолепно танцуете, — шептала она в ухо, — сколько в вас страсти!

Зовша на весу нащупал в кармане ключ от каморки.

— Вы весь бурлите, — она прижимала его к себе.

— К — кровь предков, — ответил Зовша.

— Какое длинное танго, — сказала дама. Она вся вспотела. — Пойдёмте в лес.

— З — зачем? — спросил Зовша, — там темно.

— А куда?! — она вся дрожала от нетерпения.

— На Рихтера, — предложил он, — сегодня в концертном зале Рихтер.

Сонаты Бетховена.

— Сегодня я хочу вас, а не Бетховена, — она поцеловала его в губы, и Зовша от неожиданности выпал из её рук, — пошли!

— Н — ну, если вы настаиваете… — сказал Зовша и развёл руками.

Выхода не было.

Они стали удаляться от танцплощадки, звуки музыки стихали.

Под фонарём их ожидал какой‑то мужик в золотых погонах.

— Поганка! — процедил мужик и отвесил даме пощёчину.

— Как вы смеете?! — вскричал Зовша.

— Поганка! — повторил мужик и начал душить Зовшу.

— К‑кто вы? — завопил «министр».

— Мой муж, — представила плотная дама.

— Оч — чень приятно, — прохрипел Зовша.

Больше «министр» не говорил ничего. Лейтенант повалил его и стал бить ногой и рвать новый польский костюм, купленный сегодня утром.

— Соблазнитель сраный! — орал он, — мы страну защищаем, а вы, Дон — Жуаны, наших жён соблазняете?!!

Зовше даже как‑то стало тепло — его впервые обзывали Дон — Жуаном, соблазнителем…

Домой он тащился рощей, в свете луны, в рваном костюме и писал в тетрадь что‑то о влиянии коверкотового костюма на дамское танго.

«Если хочешь, — выводил он, — чтобы женщины тебя носили на руках — покупай коверкотовый костюм!» — и добавил, — «у Лазаря».

…И вот, спустя четыре года, у Зовши, видимо, опять появилась чувиха… Поздним вечером той исторической субботы, когда он никому не дал ключ, у его коморки собрался почти весь пляж.

Улица была настолько забита, что машины сворачивали на Йомас, а в «Лидо» людям приходилось идти обходными путями.

Вопрос был один: с кем Зовша проведёт ночь?

Все ждали. В одиннадцать в каморку со двора прошла Ария — и все ахнули.

— Он с Арией! — пронеслось по рядам, — Зовша с Арией!

Никто не верил своим глазам — Ария была звездой взморья, блондинкой с чёрными глазами формы греческого миндаля, наполовину — латышка, с небольшой примесью итальянской крови. За ней гонялись лучшие люди взморья — атлеты, музыканты, зам. директора таможни, собственный корреспондент «Правды», личный фотограф Сталина — она оставалась неприступной, глядя на

всех холодно и равнодушно с высоты своего роста.

И вот эта Ария пришла к Зовше.

— Ей нужен невинный, — сказал Зорик, — она ищет невинного!

Зорик был печален. Она ему отказала три раза.

— Если б я знал, что ей нужен невинный, — заметил Зусман, — я б им остался.

Зусману было к пятидесяти.

Все стали ждать, что же произойдёт. Свет в каморке не гас.

— Ну, что там? Что там? — доносилось отовсюду.

— Пока сидят, — комментировал Нолик, — вот, полез под кровать.

— За «рислингом», — закивали головами, — за «рислингом».

Напряжение нарастало.

Через толпу, расталкивая всех, пробивалась маленькая женщина в синей кофте.

— Пропустите, пропустите, — говорила она, — я приехала из Риги, на электричке, я — Сима Соломоновна.

Это была мать Зовши, она шла прямо и гордо, на глазах её были слёзы радости.

— Неужели я доживу до дня, когда мой Михель женится, — повторяла она, — неужели?!

— Похоже, доживёте, — успокаивал Люсик, — сейчас уже похоже.

Сильные руки подняли Симу Соломоновну над толпой и понесли к окну.

— Мой Михель, — она вытерла слёзы, — май таэре.

У Симы Соломоновны было две мечты — чтоб сгорела Советская власть, и чтоб женился её Михель.

И ни одна не сбывалась.

На власть она уже махнула рукой, и вот — вот собиралась махнуть рукой и на Михеля — и вдруг звонок:

— Сима, Михель оставил ключ себе!

Звонили весь день, и Сима Соломоновна поняла — здесь замешана женщина.

Cherchez la femme! — поняла Сима Соломоновна.

Она пошла в синагогу и долго просила Бога, чтоб Он дал Михелю хорошую девушку. И, похоже, Бог дал неплохую — она сейчас видела её в окне и была довольна, несмотря на половину латышской крови.

— Конечно, — говорила Сима Соломоновна, сидя высоко на руках, — лучше бы Бог дал ему еврейку, но спасибо и за это.

Толпа заволновалась.

— Разливает «Рислинг», — пронеслось по рядам.

— Только бы он не напился, — заволновалась Сима Соломоновна, — он совсем не умеет пить.

Но «Рислинг» никто и не собирался пить. Зовша раскрыл свою голубую тетрадочку — и начал читать.

— Наивный, — бросил Зяма, — он так думает её соблазнить.

— До свадьбы? — возмутилась Сима Соломоновна, — кто это соблазняет до свадьбы?!

Зовша читал. Ария смотрела на него широко открытыми глазами.

— Девочка моя! Как она на него смотрит, — Сима Соломоновна утёрла слезу, — как она смотрит на моего Михеле!

В толпе началось движение. Все хотели взглянуть, как Ария смотрит на Михеля, поскольку, как все знали, она вообще ни на кого не смотрела.

— Она смотрит на него, — сказал Зорик, — как я б смотрел на неё, будь мы один на один!

— Забудьте! — произнесла Сима Соломоновна, — она верна Михелю!